В.Попов   

(легенда)

Вторые сутки бушует метель. Лес и небо скрыты в крутящейся снежной мгле. Сугробы белыми медведями уткнулись в стены избушки, затерянной среди лесной глухомани. Вой волков наполняет ночную темень леденящей сердце жутью.В избушке крепко спят охотники. В углу, укрывшись медвежьей шкурой, спит юный княжич. Малиновые блики огня пляшут на его мужественном обветренном лице. Княжич что - то бормочет во сне.
Старый князь, подбрасывая в огонь сушняк, задумчиво смотрит на юношу и улыбается. Он радуется, что княжич уже который раз произносит имя его дочери – красавицы Тюшти. Скоро их свадьба. Это хорошо! Не вечно же старому Кузаню бродить по лесам. Давно пора ему сидеть у очага и внукам рассказывать о всем, что приключилось с ним за долгую жизнь на охоте и в походах.Не спится Кузаню. Разбередил свою душу воспоминаниями. Весь долгий вечер рассказывал княжичу об отце. Во многих походах был он верным товарищем и советником князю. И сейчас бы вмести им бродить по звериному следу, если бы не проклятая булгарская стрела. Много воды утекло с тех пор, годы согнули Кузаня. Черемуховым цветом забушевали в его волосах и бороде седина, но сила еще не ушла, по – прежнему зоркими были глаза. И в недавних походах против кипчаков и хазар, и на охоте редкий мог соперничать с ним. Видно, могучий Атам покровительствует ему. Друзья его уважают, враги боятся. Слово Кузаня – закон для соплеменников.
Недаром погибший князь завещал ему воспитание сына. Смелым охотником и бесстрашным воином вырастил он его. Тепло улыбнулся старик, глядя на спящего юношу. Да, теперь он может умереть спокойно. Слово, данное князю, выполнено. И вспомнился старому недавний случай.

…Обложили они медведя. С неохотой расстался косолапый с теплой берлогой. Наредкость огромный сильный зверь в мгновенье ока поломал направленные на него копья и рогатины, разметал оробевших людей и выскочил на поляну. Как раз по ней на возбужденные крики товарищей спешили княжич и Кузань. Страшен разъяренный зверь. Кузань отпрянул за ствол огромного дуба. Две стрелы пустил он в косматую грудь, но они лишь еще более разъярили зверя. Вдруг старый охотник ахнул. Княжич с одним кинжалом бросился навстречу медведю.
- Назад, Откарь! – не своим голосом закричал он, но было поздно: человек и зверь уже были в страшных объятиях. В ужасе закрыл Кузань глаза и прошептал: Великий Шкай, помоги! Опомнился он от торжествующих криков охотников. Открыл глаза, и его радостный крик слился с жутким предсмертным воем зверя.
Откарь был бледный, тяжело дыша, стоял над огромной содрогающейся косматой тушей. С лезвия его кинжала капли крови красными рябинами обильно падали в снег.

… Веки Кузаня стали тяжелыми. Он бросил в огонь большую охапку хвороста и поудобнее расположился у очага.
- Да, - сквозь сон еще думал он, - Откарь в отца, Богатырь! И на охоте, и в бою он удачлив. И на этот раз словно сама хозяйка леса Вирява помогла им. Не сосчитать шкурок белок, бобров, куниц. Уже отправлен домой целый обоз с лосиными, кабаньими и медвежьими тушами. Стихнет метель, и они поедут следом.
А весной поговаривает Нарчатка послать его в Рязань договариваться с русскими о совместном походе против булгар. Хорошее дело задумала княгиня! Снова стали наглеть вековечные враги мордовского народа.

Метели утром как не бывало. Багровое солнце наполнило лес золотыми стрелами лучей и синими полосами теней. Недолгие сборы, и охотники двинулись  к родным местам. Весело скрипит под лыжами снег. Собаки беззлобно лают на сорок. Ходко идут охотники по лыжне, которую прокладывают по очереди. Пусть тяжела добыча, но разве она тяготит, наоборот,- наполняет сердце радостью. В полдень выехали на берег Мокши. Еще несколько дней пути и они откроют двери своих родных хижин, обнимут заждавшихся жен, приласкают детей… Но, что это!
Огромный отряд неведомых воинов движется по замершей реке. Низкорослые косматые лошади бойко бежали в клубах снежной пыли. На всадниках длинные овчинные шубы и диковинные лисьи шапки.
- Татары! – голос Кузаня дрогнул, - Они не знают пощады.
- Скроемся в лесу, - предложил молодой охотник. – Их кони увязнут в сугробах.
- Нет , - твердо молвил Откарь. – Наши следы никогда не укажут врагу путь к нашим жилищам! Будем стоять насмерть!
Кузань одобрительно кивнул головой. Горстка смельчаков приготовилась к бою. Охотники приготовились к бою. Охотники превратились в воинов. Не знал Откарь, с каким страшным врагом повстречались они. Впереди отряда на могучем саврасом коне скакал старый одноглазый воин. Это был великий монгольский полководец Субудай - Багатур, любимец и советник Чингиз – Хана, мудрый учитель его внука хана Батыя. Ни одной битвы не проиграл этот незнающий страха и пощады полководец. «Непобедимый» (так назвал его Чингиз – Хан) покорил десятки больших и малых народов, разрушил и разграбил сотни городов. Это он поставил на колени перед своим повелителем необъятный Китай, разгромил Хорезм и Бухару, разгромил русских и кипчаков при Калке. И вот ему снова оказана великая честь. Субудай – Багатур со своими железными нукерами первым вторгнется в пределы сказочной Руси. Все сокрушит он огнем и мечом, чтобы выполнить завет Великого Чингиз – Хана. Субудай – Багатур дал клятву первым дойти до последнего моря.
Размышления полководца прерваны. Впереди на заснеженном берегу несколько десятков лесных людей. Нельзя не подивиться их отваге. Много храбрейших батыров погибло в схватках с ними. Каждый из них, прикрыв спиною дверь своей хижины, бьется до последнего. Кажется, и эти не пытаются скрыться в лесу. Ну что ж, пусть его воины развлекутся немного. Они порядком озябли в этом проклятом заснеженном лесу.
Старый полководец махнул рукой, и сотня быстрейших джигитов на карих поджарых конях вихрем помчалась вперед. Сейчас они настигнут этих суровых бородатых охотников и после короткой схватки воткнут их отрубленные головы на колья. Субудай устроился поудобней в седле, прищурил свой зоркий, как у беркута глаз. Он очень любил эти короткие победоносные схватки. В морозном воздухе запели грозно стрелы. Вздыбились кони, теряя седоков. Отборнейшая сотня Субудая смешалась. Торжествующие крики сменились криками отчаяния и боли. Охотники, укрывшись за могучими стволами дубов и лип, молча до предела, натягивали тетивы луков. Их стрелы разили без промаха.  Взбешенный Субудай на помощь захлебнувшимся кровью джигитам послал новую сотню. И снова тщетно пытались они с разлету одолеть прибрежный склон. Кони вязли по брюхо в сугробах, ломали ноги, падали пронзенные стрелами, подминая под себя всадников. И третья сотня с гиком помчалась к почерневшему от крови неприступному склону, густо усеянному трупами коней и воинов. Кузань пустил последнюю стрелу в скуластое лицо ближайшего врага и отбросил в сторону ненужные колчан и лук. Подняв над головой копье, он зычно крикнул:

- Не посрамим земли своей, братья! Покажем врагу, как умирает мордва! Пусть же нам удары наносят только в грудь.
- Не посрамим земли своей! – дружно ответили охотники и обнажили короткие мечи.
Схватка была кровопролитной и страшной. За первым смельчаком крутизну берега одолели с десяток других. Их кривые сабли молниями засверкали над головами храбрецов, мужеству и ярости которых не было предела. Копьями и рогатинами выбивали они задыхающихся врагов из седел, теснили их к обрыву, обрушиваясь на головы наступающих. Но что могла сделать горстка отважных с бесчисленными воинами Субудая? Один за другим падают соратники Откаря и Кузаня.
- Держись, Откарь! – кричит Кузань, прикрывшись круглым монгольским щитом и отчаянно рубясь отбитым кривым мечом с наседавшими врагами. Страшен в своей ярости седой, как лунь, мордвин. В корявый ствол дуба, к которому он прислонился спиной, втыкались десятки стрел с багряным опереньем, но не одна не задела его. Словно Великий Шкай отводил смерть от бесстрашного воина, у ног которого корчились и стонали поверженные татары. Всякий, кто к нему приближался, падал в эту страшную кровавую груду тел. Бьётся Кузань, а сам не спускает глаз с Откаря. А княжича уже одолевают. Целый десяток нукеров окружил его. 
- Держись, сынок! – закричал старый мордвин, рванувшись ему на выручку. Но опоздал Кузань. Грудь юноши пронзила стрела, и ответа его не расслышал Кузань. Света не взвидел он от горя, как безумный бросился на убийц княжича. И так он был страшен в своём гневе и ярости, что те невольно подались назад. А он их настигает всюду и удары его неотразимы.
- Это сам шайтан! – в ужасе закричали татары и многие стали прыгать с обрыва прямо на копья товарищей. Не струсил лишь один ещё безусый батыр, племянник Субудая. Прямо на разъярённого мордвина погнал он горячего коня.
- Я не боюсь тебя, шайтан! – закричал он так громко, что каждое его слово услышал прославленный полководец. Встрепенулся в седле Субудай-Багатур, гордо сверкнул его единственный глаз. Вот сейчас Ахмет снесёт голову седому батыру, погубившему столько его лучших воинов. Но смертельная бледность покрыла суровое лицо Багатура, и его страшный крик горя и ужаса многократно повторило лесное эхо. Он увидел, как Кузань могучей рукой поймал за повод и осадил бешеного скакуна. Потерял равновесие батырь и ринулся по инерции всем телом вперёд, прямо на широкое лезвие меча.
…Кузань прижал к груди безжизненное тело выпестованного им княжича и вскочил в отделанное золотом седло. На мгновение окинул взором поле боя. Жив остался он один. Смерть не страшна. Но разве можно отдать на поругание кровожадному врагу тело княжича. Нет, никогда!
- Мы встретимся ещё с тобой, татарин! – привстал на стременах Кузань и погрозил в сторону Субудая кулаком.
Не понял слов мордвина прославленный Багатур. Он был страшно удручён и расстроен гибелью Ахмета. И впервые за всю долгую жизнь почувствовал, как всё его существо заполняет новое, ни разу неизведанное им чувство. Нет, это был не страх. Это было нечто сильнее. В его душу впервые вкралось сомнение, сумеет ли он выполнить завет Великого Чингиз-хана. До последнего моря так далеко! А на каждом шагу – эти гордые непреклонные люди, одинаково презирающие смерть и рабство, вернее предпочитающие смерть рабству.
…Вскоре возвратилась погоня. Субудай содрогнулся. Страшно было смотреть на людей и коней, с ног до головы покрытых обледенелой грязью и тиной. От сотни их осталось десятка полтора.
- Непобедимый! – упал перед полководцем в снег сотник.- Я не выполнил твоего приказа. Шайтан заманил нас в болото.
- Он утонул?
- Нет, этот одержимый летел словно воздух. Он торжествовал, видя, как зловонная пучина поглощает лучших твоих батыров.
Судорога передёрнула морщинистое лицо Субудая. Он задыхался от гнева. Кровью и злобой налился его глаз. Ладонь легла на рукоять меча. Голос стал походить на рычание разъяренного барса.
- Несчастный! Ты знаешь, что ждет воина, не выполнившего приказ?
- Знаю, непобедимый…
- Встань! Умри стоя!
Дрожа, как осиновый лист, приподнялся сотник, не смея взглянуть в страшное от ярости лицо. Синей молнией сверкнул клинок Багатура, и голова несчастного, захлопав раскосыми глазами, покатилась по голубому мокшанскому льду. Вздыбил коня Субудай и дважды крест - накрест рубанул не успевшее упасть безглавое тело. Тысячи воинов наблюдали в глубоком молчании за этой жуткой кровавой сценой. Всю силу ярости и гнева вложил полководец в свои удары. После этого он успокоился, но еще долго ходили крутые желваки на его бледном скуластом лице.

На мордовскую землю обрушилась большая страшная беда. Весть о ней мгновенно достигла самых отдаленных уголков. От селения к селению с мертвым княжичем в руках скакал Кузань и поднимал народ на борьбу с татарами. И тотчас же в поселки и деревни, затерянные в глубине дремучих лесов, на лыжах мчались гонцы с призывом собираться в поход. И вот вчерашние охотники и пахари надевали дедовские кольчуги и шлемы, точили зазубренные в недавних сечах мечи, к древкам копий надежно прилаживали граненые наконечники. От бухарских купцов давно было известно, что татары готовят небывалый поход на Русь. А ведь мордва как раз на их пути. Орду ждали давно, но до последнего момента в нее как-то не хотелось верить. И вот …

Зарево пожаров взметнулось высоко в небо, смешавшись с чистыми утренними и вечерними зорями. Слезы и скорбные лица женщин не трогали каменных сердец татарских воинов. Они не щадили никого, даже детей. Смерть и опустошение оставляла за собой орда. И народ поднялся на борьбу с поработителями. Каждый, кто мог держать оружие, шел в боевую дружину к Нарчатке. Со всех концов по звериным тропам к укрепленному городищу стекались большие и малые отряды. Подъехав к крепости, Кузань увидел, что здесь уже готовы к встрече незваных гостей. Над высоким дубовым тыном виднелись тысячи копий мордовских воинов, земляные валы и обрывы, щедро политые водой, обледенели и были неприступны.
В глубоком молчанье расступались дружинники и народ перед всеми уважаемым воином с окровавленным телом на руках. Нелегок был его путь. Могучий конь в отделанной золотом сбруе едва переставлял ноги. Вот и княжеский терем. Кузань привстал на стременах и крепче прижал к груди холодное тело юноши. Навстречу шла бледная, с протянутыми вперед руками Нарчатка. Выражение ее лица было скорбным и величавым. Немного поодаль шла простоволосая Тюштя. В ее голубых прекрасных глазах было столько несказанного горя, что суровое сердце отца дрогнуло и на глазах, наверное, впервые за всю долгую нелегкую жизнь блеснули слезы.

Падал крупный пушистый снег. Быстро укрыл он только что закрытую могилу. Над ней в невыразимом горе без слез и стонов стоит Нарчатка. Ее скорбная фигура подобна изваянию. Велико горе матери, потерявшей единственного сына. Может быть, это только страшный сон? Стоит сделать над собой усилие и мгновенно прекратится тягостный, разрывающий сердце бред. Но нет, это не так: могила безжалостно затворила за сыном свою глухую дверь.
До последнего дыхания не забудет Нарчатка эту скорбную картину. Воины несут в последний путь убранного в богатые одежды Откаря. Он словно спит. Выражение его юного лица прекрасно и безмятежно. Только снежинки, падая на высокий лоб и закрытые глаза, не тают.
Недалеко от спящей рощи холм. На холме, под могучим дубом могила мужа. Теперь он будет не одинок. Холодом и жутью веет черный зёв новой могилы. Да, судьба к Нарчатке жестока.
Воины по указанию жрецов осторожно опустили на землю, словно боясь разбудить, тело того, кто готовился стать их отважным предводителем, и ровными рядами окружили холм. Жрецы над телом героя совершали последний ритуал. И вот Откарь в могиле. Рядом с ним положены оружие и пища: путь в иной мир долог и тяжел. Пусть юноша ни в чем не знает нужды.
…-Княгиня! – торжественно провозглашает главный жрец, - жертвы богам принесены!
Нарчатка вздрогнула и выпрямилась. Голос жреца вернул ее к действительности. На холм быстро поднялся Кузань. Его могучее тело плотно облегала стальная кольчуга, на голове сверкал начищенной медью кованый русский шишак. Голубоглазый стройный оруженосец нес его копье и щит. Лицо юноши очень знакомо. Кто же это? Нарчатка напрягла память и вдруг поняла: Тюштя! Невеста сына. Она тоже собралась в бой.
- Девушка! – обняла ее Нарчатка. – Уходи с женщинами в лес. Война – не девичье дело. 
-Княгиня, - голос девушки чист и звучен, - разреши мне сражаться и умереть рядом с тобой! Так нужно! Я не хочу, чтобы Откарь был одинок.
- Поступи так, - с дрожью в голосе проговорила Нарчатка, любуясь девушкой, - как велит тебе сердце. Я горжусь сыном, который не ошибся в тебе. Но, чтобы поражать врага, надо уметь владеть оружием, отважная Тюштя.
- Не беспокойся, славная княгиня. Когда мой отец учил твоего сына владеть копьем и мечом, я всегда была оруженосцем Откаря. Нередко забавляясь, мы вступали с ним в единоборство. И поединки не всегда кончались победой твоего сына.
Гордость захлестнула сердце Кузаня. Он поднял глаза на Нарчатку и ахнул от изумления: женщина стала совсем седой.
- Много ли воинов встало на защиту Отчизны? – твердым голосом спросила она.
- Свыше двадцати тысяч.
- Далеко ли татары?
- Не успеет солнце подняться в зенит, как они будут здесь.
- Пусть принесут мое оружие и приведут коня.
- Нарчатка, неужели я стал так стар, что...?!
- Не в этом дело, отважный Кузань. На этот раз мы вместе поведем дружину в бой. Скоро мы выступаем. А сейчас я хочу говорить со своим народом.

Кузань поднял руку, и мгновенно воцарилась небывалая тишина, которую нарушало только зловещее карканье ворон. Их огромные стаи кружились над священной рощей, черными головешками густо усеяли они укрытые снегом поля. Птицы почуяли, что скоро для них начнется долгожданный пир.
- Слушайте, воины! Слушай вольный мордовский народ! – голос Нарчатки стал торжественным и звучным. – на нашу землю напал злобный и сильный враг. Много народов поставили на колени татары и превратили в своих рабов. Надежды на победу у нас нет, а есть два пути. Первый – склониться перед татарским ханом и добровольно надеть на себя ярмо рабства. Второй – этому черному позору предпочесть славную смерть в бою!.
Так в самую сильную бурю не шумит тайга, как всколыхнулись возмущенные воины.  Под громоподобный звон доспехов и оружия раздались их крики:
- Нам смерть не страшна, страшно рабство!
- Веди нас на татар, Нарчатка!
- Не посрамим земли отцов своих!
- Не встанем на колени, лучше смерть!
При этих возгласах горделивая радость наполнила сердце Нарчатки. Вот он, мордовский народ! Вот его достойный ответ врагу! Прекрасное лицо женщины стало одухотворенным. В черных глазах засиял огонь отваги. Ощущение было таким, словно за плечами внезапно выросли могучие крылья, и она уже не стояла на этом заснеженном холме, а парила перед выстроившейся дружиной в воздухе.
О красоте мордовской княгини за рубежом давно ходили легенды. Её ум и целеустремлённость поражали иноземных гостей. И сейчас, несмотря на то, что ей уже под сорок, она стала в глазах своих воинов прекрасней вдвойне. Стройная, гибкая, с величавыми движениями и гордо приподнятым лицом, она в этот момент словно олицетворяла собой мужество и преданность Отчизне.
Нарчатке подвели белого, как снег, коня. Тюштя помогла надеть своей княгине стальную кольчугу, надёжно закрепила чешуйчатый нагрудник, повязала широкий, отделанный червонным золотом пояс с прямым русским мечом. егко вспрыгнула Нарчатка в седло и надела на поседевшую голову стальной прочный шлем. Жрец подал ей круглый щит с золотым изображением солнца.
- Татары идут! – закричали с прибрежных деревьев дозорные.

Ряды мордовских воинов всколыхнулись, зашумели, задние становились на цыпочки, вытягивали шеи: каждому не терпелось увидеть неведомого врага.  И вот из-за поворота показались первые всадники. Они стремительно неслись прямо на нацеленные на них копья. Но в последний момент круто повернули коней и под смех и улюлюканье мордовских воинов пустились врассыпную наутёк. Несколько запоздалых стрел не причинили им никакого вреда. 
Вскоре плотная стена татарской конницы заполнила всю ширину реки. На расстоянии, безопасном от стрел, они остановились. На прибрежный высокий холм на вороном аргамаке поднялся в роскошных доспехах монгол. Это был Батый. Его сразу же окружили военачальники и телохранители. В одном из приближённых хана Кузань, вздрогнув, узнал одноглазого воина. Он передал знамя, стремительно выхватив меч, зычно покричал:
- Эй ты, старый одноглазый волк, не прячься за спинами! Я вызываю тебя на единоборство! Спустись сюда, и пусть наш спор решат мечи!
- Шайтан! Это седой шайтан! – в ужасе зашептали узнавшие его джигиты. – Он заговорён против наших стрел и мечей!
Субудай не знал мордовского языка, но хорошо понял, чего от него хочет мордвин. И он обратился к Батыю:
- Разреши, джихангир, проучить мне этого старого хвастуна.
Хан Батый отрицательно покачал головой. Он не хотел, чтобы его мудрый советник и полководец рисковал жизнью. И хан слукавил:
- Он не достоин умереть от твоей руки, Богатур. Пусть Гюлькан привезёт нам голову этого шайтана!
Гюлькан – огромный, непомерной силы и отваги джигит, едва не задохнулся от радости. Ещё бы, сам джихангир оказывает ему такую честь! О таком счастье он не мог даже мечтать. Сейчас он убьёт этого мордвина и навеки прославит своё имя. И могучий предок челумбея с рёвом ринулся навстречу Кузаню, намереваясь одним ударом рассечь его до седла. Ни один мускул не дрогнул на лице мордвина, только взгляд стал острее и сосредоточеннее. Пригнулся он в седле и, когда противник поравнялся, поднял коня на дыбы, изловчился и сильным ударом отсёк ему правую руку по самое плечо. Вместе с огромным кривым мечом отлетела рука Гюлькана на сугроб, и от его дикого крика посыпался иней с ближайших ёлок, и содрогнулось каменное сердце Субудай-Богатура.   Вторым неотразимым ударом Кузань вместе с малахаем снёс голову татарину, и конь, почуяв свободу, понёс безглавое хозяина в царство страшной Варды. Отчаянные крики татар и торжествующие мордовских воинов слились воедино.
- Вперёд, мордва! – закричала Нарчатка и стремглав понеслась впереди ликующей дружины. Кузань ринулся за ней в самую гущу врагов, и не знающие страха железные нукеры джихангира дрогнули, стали пятиться, внося в задние ряды панику и сумятицу. А Кузань со сверкающими глазами и окровавленным мечом в руках не знал пощады. «Аман!» - кричали татары и мёртвыми падали под копыта своих коней. Натиск мордвы был подобен урагану. Длинными мечами и тяжёлыми окованными железом дубинами, дружинники проламывали черепа врагов, вдребезги разбивали их щиты. Хриплые стоны умирающих, бешеное ржание раненых лошадей, звон мечей и треск ломающихся копий – всё это далеко взбудоражило лесную заснеженную тишину. Батый, в ярости кусая губы, проклинал своих и мордовских воинов. Своих - за трусость, мордовских - за отвагу. Несколько длинных стрел воткнулись в ствол дуба, около которого неистовствовал хан. Со змеиным шипеньем они всё чаще проносились над его головой. Телохранители плотной стеной прикрыли своего повелителя. Не сразу опомнились и пришли в себя татары. Уже несколько тысяч лучших нукеров распростёртыми лежали на покрасневшем от крови льду. Но  военачальники криками и угрозами заставили своих воинов взяться за оружие.

Битва закипела с новой силой. Долго длилась жестокая сеча. Теснота была страшная. Мёртвые с неподвижными страшными взглядами стояли рядом с живыми, мешая им двигаться и наносить удары. Отвага мордвы злила и восхищала Батыя.
- Воины, - поднялась Нарчатка на стременах, - на нашу долю выпала суровая, но славная судьба! Не посрамим же имени наших отцов, не посрамим чести славной мордовской земли!
- Не посрамим чести славной мордовской земли! – словно эхо повторили тысячи воинов.
- Я веду вас на смерть, - продолжала Нарчатка, - с верой в то, что кровь наша прольётся недаром! Сделаем всё от нас возможное, а потом, как говорят наши соседи-русичи: мёртвые сраму не имут.
- Мёртвые сраму не имут! – снова отозвались воины тысячеголосым эхом.
Нарчатка, бросив прощальный взгляд на дорогие могилы, съехала с холма и направилась к Мокше. За ней мимо укреплённого на русский манер города, мимо отвоёванных у леса пашен ровными рядами двинулась дружина. В руках Кузаня развивается огромное полотнище знамени. На нем по изумрудной зелени золотым шитьем разбежались стремительные лучи солнца. По крутым заснеженным берегам Мокши в немом величии стоит вековая тайга. Глухомань начинается сразу же, стоит лишь отойти от берега на полет стрелы. Могучие, густо оплетенные кустарником деревья и более чем метровый покров снега встали непреодолимой преградой на пути каждого, кто дерзнул бы углубиться в эти первосозданные трущобы. Даже самые отважные охотники боятся сюда заглядывать: еще бы, здесь, в глубоком дупле живет сама Вирява, на которую так трудно угодить. Вдоль более пологого левого берега тянется покрытая ровной обманной пеленой снега широкая полоса болот. Пусть сюда сунутся татары: в зловонном царстве страшной Варды их ждет неминуемая гибель.
Все это учел Кузань, готовя дружину к битве. Их фланги надежно защищены топями сугробов и болот, которые не преодолеть без лыж. Лыжи татарам не известны, а вот мордовские лучники используют эту возможность в полную меру. Седоволосая женщина, не ведая страха и усталости, громкими криками подбадривала своих воинов. Ее меч был подобен карающей молнии. Неутомимый Кузань зорко следил, чтобы ей не нанесли удара в спину. Зелёное знамя с золотыми лучами, пронзённое сотнями стрел, развевалось в самой гуще битвы, напоминая о том, что сила мордвы не сломлена. Тюштя левой рукой прижимала к груди иссеченное древко, а правой наносила смертоносные удары.

Близится конец битвы.Один за другим падают войны Нарчатки. Вот их уже осталось не более сотни. Но они полны решимости, как можно дороже продать свою жизнь.
- Они умирают непобеждёнными! – прошептал удивлённый Батый и, указав на Кузаня и Нарчатку, воскликнул: - Субудай! Этих взять живыми. Я хочу их спросить: откуда у них такое мужество и презрение к врагу?
Свежая сотня джигитов бросился выполнять приказ и волю «солнцеподобного». Вскоре Кузань и Нарчатка были окружены со всех сторон. Метко брошенные арканы прочными путами захлестнули отважного мордвина. Несколько копий, не причиняя вреда, упёрлось в его могучую грудь. Кузань понял, чего хотят враги. Напряг он все мышцы, но рука с мечом, захлестнутая арканом, была крепко прижата к боку. Вот сейчас его стащат с коня, поволокут и бросят под ноги тому, кто с холма наблюдает за битвой. А потом…
- Нет, этого не будет! – взревел мордвин и ринулся всей тяжестью своего сильного тела на острия вражьих копий.

Нарчатка, воспользовавшись замешательством врагов, стремительно ринулась с оставшимися в живых воинами на прорыв. Всё, что было в её силах, сделано. Теперь оставалось умереть. Но нукеры мгновенно отводили острия мечей и копий, когда она бесстрашно бросалась на них. Сейчас она завидовала Кузаню и тысячам павшим дружинников. Мысль о плене ужасом наполняло сердце. Нет, только не этот позор! Но что же делать?! Батый визжал, сыпал вокруг удары и проклятья, требуя доставить женщину-богатура живой и невредимой. Несколько десятков татарских всадников скакали за Нарчаткой, меткими стрелами поражая её последних воинов.

И вдруг в её глазах сверкнула радость: вот оно спасение от позорного плена! Под высоким обледенелым обрывом лёгким паром дымилась огромная полынья: здесь Мокша не замерзает даже в самые сильные морозы. Решение созрело сразу. Остановила коня Нарчатка и в последний раз оглянулась кругом.

Прощается Нарчатка с родным краем, а татары рядом. Вот их ликующие крики вспугнули шустрых синиц с прибрежного тальника. Вот один из нукеров, прицеливаясь, взмахнул арканом. Но рано вы торжествуете, враги! Преждевременно заулыбался ты, хан Батый! Напрасно потираешь ты свои холёные руки! Сейчас ты будешь удивлён так, как ни удивлялся ещё ни разу в жизни. Вздыбила коня Нарчатка и на глазах ошалевших от ужаса татар заставила его сделать последний прыжок в стремительный ледяной поток, навстречу своему бессмертию.

С поникшими головами подъезжали нукеры к своему джихангиру и ничком падали к ногам его коня. Они не выполнили воли своего повелителя и ожидали за это страшной кары.

Четыре воина на сложенных копьях принесли на холм умирающего юношу. Его огромные прекрасные глаза излучали страдание, на губах едва теплилась кроткая светлая улыбка. Юношу посадили на снег, прислонив спиной к дубу. Его голова бессильно склонилась на грудь. Один из нукеров снял с него тяжёлый кованый шлем. И тотчас же густые русые кудри тяжёлой волной хлынули на плечи умирающего. Раздались возгласы удивления. Тюштя (это была она) встрепенулась, гордо и смело взглянула в глаза великому завоевателю.

- Я хочу знать, - повернулся Батый к кипчаку-толмачу, - имя женщины-богатура, выступившей с войском против меня?
И услышал ответ:
- Имя её – Нарчатка!

Стало смеркаться. Огромное зарево пожара взметнулось в вечернее небо. Люди, снег и деревья стали багровыми. К хану вихрем подлетел на взмыленном коне молодой нукер:
- Джихангир, город лесных батыров взят штурмом!
- Много ли там было защитников?
- Две-три сотни, но они были подобны барсам!
- Повелеваю, - повернулся Батый к военачальникам, - в честь храбрейшей из женщин называть этот город её славным именем!

Много кровавых событий видел древний город. Наручадь (так татарский акцент изменил имя Нарчатки) вскоре стал одним из крупнейших улусных городов Золотой Орды. Отсюда татары совершали грабительские набеги на мордовские селения. Нередко восставал свободолюбивый мордовский народ, и окрестности Наручади оглашались звуками битв, а мокшанская вода краснела от крови и зарева пожаров.

Помнит мордовская земля топот непобедимой конницы Тамерлана, до основания разрушившего Наручадь. И снова из руин возродился город. Через него прошли отряды Ивана Грозного, движущихся на Казань. И здесь впервые узнали о подвиге мордовской княгини. «Повелеваю сей град, - писал в Указе Иван Грозный, - и впредь именовать Наровчатом».

Вернуться в Наровчат